Фэндом: EXO — K/M, VIXX
Рейтинг: G
Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Психология, Повседневность, POV, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, ОЖП

«Меланхолия»

1.

— Эй, вот ты где! — порывисто обняв со спины хрупкое тело, я от души чмокнул девушку в макушку, вдыхая столь приятный аромат мяты, с примесью зеленого чая от ее волос. Она обернулась не сразу, будто бы запнувшись в своих мыслях, только через секунду развернулась ко мне лицом, испуганно вглядываясь в глаза. — Ой! Я, кажется, обознался. Извините, пожалуйста, — я улыбнулся незнакомке, все еще пристально изучающей мое лицо. 

На самом деле я никого не искал и к ней подошел не случайно. И вовсе не для того, чтобы завести новое знакомство. Просто я очень испугался.
Я заметил ее, когда та неуверенными шагами, будто бы в трансе, шла к концу платформы. Медленно, с остекленевшим взглядом и немного пугающей улыбкой. Так улыбаются те, кому нечего терять… люди, ожидающие поезд, весело переговариваются, переглядываются, кто-то просто задумался, кто-то качал головой в так музыке, слышной только им одним. И среди этого моря людей, будто на своей волне, одинокая девушка медленно плыла к началу пропасти.
Это не мое дело, согласен. Каждый имеет право на свой выбор и поступок, даже если он тотальный и не позволяющий вернуться в точку невозврата. Но я не смог остаться в стороне. Прекрасно понимая, к чему все идет, я эгоистично решил отказаться от угрызений совести впоследствии.

***

У одиночества есть два лица. Поняла я это довольно рано, еще пока была ребенком. Не самое радужное открытие, хочу я сказать, совсем даже не радужное. Одиночество, оно как и любовь: либо спасает тебя – окрылив, возвышает под небеса, даруя желанную свободу и чувство легкости; либо сбрасывает с этой высоты в самый низ – роняя в землю, втаптывая, перемалывая ребра, сжимая в ледяных лапах сердце, заставляя тебя молить о пощаде. И если первое мы можем выбрать сами, второе, к сожалению, само выбирает нас. 
Мне нравится быть одной, но я ненавижу быть одинокой. И самое страшное, что даже будучи окруженной людьми, близкими мне и не очень, родными или друзьями, я буквально физически ощущаю, как одиночество, промозглым холодком дышит мне в затылок. Оно тянет свои черные руки, хватая меня за запястья и щиколотки, затаскивая в свою бездну, такую темную и холодную. Будто затхлое подземелье, персонально для меня одной. Тяжелыми цепями, сковывает, скручивает, перекрывает кислород, оставляя на теле и душе синяки и ссадины, глубокие раны на руках от лезвия и душераздирающий крик срывающий глотку. Хочется бежать, спасаться, выбраться из этой бездны, как будто бы чужого, подсознания. Хочется уйти. Больше не чувствовать этого. Больше не чувствовать совсем ничего. Нестись к пустоте, ждать, когда она вберет тебя в себя. Поглотит и не оставит ни следа. Уничтожит это проклятье и тебя вместе с ним.

Вокруг так много людей. Их лица мне кажутся счастливыми, довольными, задумчивыми. Никто из них не разделяет эту боль со мной. Никто не падает в агонии, не просит о пощаде. У всех все слишком хорошо. Вот только, почему-то, от этого мне плохо. Досадно и обидно немного. Куда бы я ни пришла, где бы ни оказалась, никто не замечает меня. Моего отчаяния, моего страха, моей нужды, чтобы рядом был хоть кто-то. Мир эгоистичен, да и я эгоистична вместе с ним. Все так, как и должно быть. Только я до сих пор, как маленький ребенок, все еще кого-то жду.

Перед глазами проносится поезд, разметая в разные стороны волосы и полы моей юбки. Решение приходит почти сразу. Вот он мой выход, конец моим страданиям и бесчисленным ночам, зажатых в углу комнаты. Ноги плохо слушались, будто бы налитые свинцом, медленно тащили меня к краю платформы. Словно пробираясь сквозь толщу воды, я брела вперед, не замечая прохожих. До края остался всего один шаг. Не думала, что это будет так трудно. Ведь это всего один шаг до свободы. Ну же, глупая, давай.

— Эй, вот ты где! — кто-то порывисто обнял меня со спины, чмокнув в макушку. Не совсем понимая, что происходит, я с секунду замялась, но в итоге осторожно развернулась лицом к нарушителю моих эгоистичных планов, вперившись испуганным взглядом в незнакомца. — Ой! Я, кажется, обознался. Извините, пожалуйста, — Он улыбнулся так искренне и нежно. Казалось, улыбались даже глаза, шоколадными омутами проскальзывая в самое нутро. И хотя уголки глаз смотрели вниз, взгляд был сияющим и открытым, как бывает только у детей. Я беззастенчиво рассматривала его лицо, кажущееся мне смутно знакомым. Но вряд ли я когда-либо встречала его наяву.
— Как Вас зовут? — мне было все равно, что он обо мне подумает, мне просто хотелось знать имя того, кто спас мою жизнь, возможно бессознательно, возможно даже не зря. Почему-то от него веяло каким-то непривычным теплом. Не таким как от солнца или костра. А чем-то совсем другим, таким уютным, домашним и родным. Глядя на него, хотелось прижаться в широкой груди и, закрыв глаза, просто впитать это невероятное, немыслимое и необъяснимое мне тепло в себя, до последней капли.
— Ким ВонШик. Но можно просто Рави, — его губ снова коснулась улыбка, кажется еще шире, чем в первый раз. — А Вас?
— Рави? — имя приятно звучало на языке. — Очень приятно, а меня… друзья зовут меня Сия, — не знаю уж, в чем сила этого парня, но мои губы растянулись в улыбке, самой настоящей, каковой у меня не было уже много лет.

2.

После спонтанного знакомства с Рави, мы направились в ближайшее от станции кафе. Он сказал, что там подают лучший кофе в городе и изумительные круассаны, которые я просто обязана попробовать.

Никогда не думала, что такое бывает, только если в книжках. Два человека, совершенно не знающие друг друга, улыбаясь и смеясь, отправляются в прогулку по городу, периодически забегая в кофейни и булочные, словно старые знакомые и близкие друзья. Не чувствовался дискомфорт или неловкость, совсем наоборот, никогда я еще не встречала человека, с которым бы мне было так хорошо. Он будто сотканный из света, заряжал воздух вокруг себя положительными эмоциями и, уносящей остатки грусти, энергетикой.

Я не стала спрашивать, почему он подошел ко мне, почему он остановил меня. Я знала, что он не обознался и определенно точно никого не ждал. Он подошел ко мне, чтобы не дать мне упасть на рельсы. Я не стала спрашивать его «зачем?», только лишь тихо прошептала: спасибо. Но он меня услышал и, конечно же, понял без лишних слов. Я увидела это по его глазам, таким сияющим и теплым, с легкой грустинкой затерявшейся где-то в уголках. Он, в свою очередь, не стал спрашивать меня, что случилось, и почему я стояла тогда, в шаге от смерти, намеренно раскачиваясь для прыжка в бездну. Он не спрашивал ни о чем таком. Только, какое мое любимое мороженое, какая песня поднимает мне настроение, какого цвета взять воздушный шар и как быстро я смогу съесть сахарную вату…

К концу вечера, он проводил меня до метро и долго держал за руку, всматриваясь мне в глаза. Как будто пытаясь прочитать в них ответ на какой-то не заданный вопрос.

— Я не стану ничего делать, обещаю. По крайней мере, пока… — мне кажется, мы стали понимать друг друга почти без слов, хотя знакомы меньше чем сутки. Я сжала его ладонь сильнее, стараясь через руки передать свою уверенность этих слов. — Спасибо, что так вовремя нашел меня, — и, повинуясь секундному порыву, я привстала на носочки и коснулась губами его щеки, на удивление мягкой и теплой, как его руки и сердце. — Это… в благодарность, — моих щек, впервые за долгое время, коснулся горячий румянец, а глаза потупились в пол. — Я хочу, чтобы ты стал моим другом, ты не сильно будешь против? Рядом с тобой, мне кажется, я смогу выжить… — слова вылетели из моего рта, даже не советуясь с головой. Столь эгоистичные и нахальные, но не менее искренние.
— Хорошо, я не против, — он улыбнулся тепло и нежно, как и в начале нашего знакомства. — Если станет совсем тяжело, то звони мне, ладно? — он отпустил мою ладошку и потрепал меня по волосам. Этот жест вернул меня в детство. Когда-то, точно так же делал и мой старший брат. От нахлынувших воспоминаний мне захотелось улыбнуться, немного грустно, но от всего сердца.
Я села на следующий пришедший поезд, оставляя своего нового знакомого на перроне. Он забавно махал мне рукой, пока шальной ветер трепал его карамельные волосы и полы легкого плаща. Наверное, ангелы-хранители все же существуют, и один из них сегодня навестил свою подопечную. Все это казалось таким нереальным, но невероятно настоящим, как сон наяву. Хотелось ущипнуть себя, но рука даже не дрогнула. Если это и сон, то лучше бы он не заканчивался.

***

Прошло уже довольно много времени, если честно, я не считала. Может месяц, может чуть больше. Гнетущее состояние почти не наведывалось в гости, а если и устремлялось в мою сторону, то я оперативно набирала номер Рави, и той ничего не оставалось, кроме как пройти мимо, восвояси. 

В один из вечеров я рассказала ему, почему в тот день я стояла, можно сказать, на краю обрыва. Рассказала о том, о чем никому никогда не рассказывала. Он выслушал меня, ни разу не перебив, лишь кивая головой, что внимательно слушает, когда я, на миг запинаясь, погружалась в мысли. Почему-то, признаться ему в своей самой большой слабости мне было легко. Я готова была рассказать еще в тот вечер, но решила, что стоит повременить.

— Нет ничего зазорного в том, чтобы бояться одиночества. Это совершенно нормально, даже я страшусь оставаться одному, за исключением тех случаев, когда самолично ищу уединения. Иногда одолевает такая тоска, что начинает казаться, будто бы никто не в силах тебя понять. Что все отвернулись от тебя, забыли. Что каждый счастлив в своем мирке, где тебе совершенно нет места. Так хочется сбежать… — он говорил, рассматривая город за окном, зажигающий свои первые огни в преддверье ночи. В руках давно остывший чай, а в глазах печаль, столь непривычная и, кажется, совсем чужая.

— Не думала, что ты тоже подвластен этому гнетущему чувству. Ты кажешься всегда таким веселым, светлым. Как будто бы, еще ребенком, ты проглотил солнце и теперь даришь его всем вокруг, безвозмездно и искренне, раздаривая окружающим свои улыбки, — я смотрела в его глаза, все еще тонущие в сгущающихся сумерках, замечая проблеск того самого светила, будто бы прожигающего его изнутри тем теплом, который я в нем так любила. — Не знала, что временами тебя тоже одолевает эта пакость. Словно деготь, заливающая душу, противным черным сиропом.
— Это всем свойственно. И тебе и мне. Просто кому-то тяжелее с этим справляться и некому поддержать в этот момент. Это, на мой взгляд, самое страшное: когда некому протянуть руку, чтобы выкарабкаться из той трясины, в которую так безропотно пытается утянуть тебя одиночество, хватая за ноги и скрипучим мерзким голоском нашептывает: «ты никому не нужна, ты теперь одна», — он скорчил подобие страшной морды и исказил свой бархатный баритон, для пущего эффекта. Я засмеялась, не устояв перед столь комичной картиной. Пускай тема разговора была довольно серьезной, но я была благодарна, что он дал мне передышку и не позволил снова затонуть в навалившихся мыслях. Сейчас это было не к чему. Сейчас было достаточно просто сидеть в полумраке на кухне и пить чай. Улыбаться друг другу и просто слушать тишину, наслаждаясь теплом души каждого из нас. Этого было вполне достаточно.

3. 

Никогда бы не подумал, что встречу человека со столь тяжелой судьбой. Уже взрослый человечек, но все еще забитый ребенок в душе, который до сих пор боится, что его оставят одного. Родители развелись еще, когда ей было пять. Она осталась жить с матерью, только у той совершенно не было времени на ребенка из-за работы и прочих проблем. Малышка почти все время проводила со старшим братом. Она призналась мне, что я ей его чем-то напоминаю. Будто бы когда я рядом, она чувствует тепло родного дома. И все бы было ничего, если бы брат не оставил кроху. Он не хотел, судьба сама так распорядилась. Ей было около двенадцати лет всего, когда он разбился на машине. Тогда-то и начались первые «приступы». Она сама их так называет… моменты, когда она перестает контролировать себя и все вокруг. Ее будто бы накрывает черным полотном, цепями сковывая все тело, жгучим раскаленным железом впиваясь в кости, прожигая плоть. Когда хочется кричать, умолять, плакать, лишь бы это все прекратилось. Когда по-настоящему хочется умереть.

Она рассказывала, что несколько раз ее снимали с крыши. Прохожие, заметившие ее тонкий хрупкий силуэт на фоне ясного неба, вызывали пожарных. Она хотела резать себе вены, напиться таблеток, она хотела уйти. Так отчаянно и сильно. Матери почти не бывало рядом, а после того как девушка окончила старшую школу и поступила в университет, и вовсе пришлось переехать. Она была совершенно одна в огромном городе. У нее, конечно, были знакомые и, даже, друзья, в университете, на работе. Но никто не был ей по-настоящему близок. Среди стольких людей, она не нашла того, кому бы смогла доверять. До того самого дня, как я не «нашел ее».

— Мне иногда кажется, что ты мой ангел-хранитель. Глупо звучит, да? — она смеется, пряча улыбку в кружке с чаем. — Но всякий раз, когда мне это больше всего нужно, ты появляешься и спасаешь меня. Как будто чувствуешь, что сейчас именно то самое время. Как будто бы знаешь, что творится в моей голове, видишь меня насквозь, — она подняла свои серые глаза на меня, внимательно всматриваясь в каждую эмоцию, мелькающую на моем лице. — Как будто ты – это он. Мой братишка. Но я не хочу вас сравнивать. На самом деле вы совершенно не похожи. Внешне он напоминал мне… щенка, с оленьими глазами. Такими огромными, что когда он удивлялся, мне казалось, что они выпадут и тот побежит их скорее поднимать, — она задумчиво прикрыла глаза, улыбаясь своим воспоминаниям. — Еще у него уши торчали в разные стороны, а на голове был вечный беспорядок. Он был очень высоким и худым, как башня. Лицо такое миленькое, как у ребенка, а голос, словно инверсия внешности, низкий и басовитый. Всегда завидовала, глядя на его пальцы, такие тонкие и изящные, — она придирчиво покосилась на свои пальчики, сжимающие кружку, и чуть надула губы. Зрелище не способное не вызвать улыбку. — Он играл на пианино. До сих пор, наверное, это мой любимый звук из всех во всем мире, за исключением его голоса. Но его, в отличие от фортепьяно, мне уже не суждено услышать.
Я смотрел, как она задумчиво перебирает пальцами, упирая невидящий взгляд в стол. С ее губ начала литься незамысловатая мелодия, в которой угадывались ноты композиции «River Flows In You». Допев ее до конца, она замолчала на несколько минут, погружая пространство кухни в тишину, которую я не решился нарушить. А потом, будто бы кто-то невидимый снял происходящее с паузы, и она снова взглянула на меня, притаив улыбку во взгляде серых глаз, которые напоминали мне затянутое тучами небо.
— Он был очень… «шебутным», как называла его мама. Не мог усидеть на месте. Пока я росла, он все время таскал меня с собой. Мы много гуляли, играли. Он всегда, каждую ночь, рассказывал мне сказки перед сном. Он научил меня читать, писать. Он заменил мне всех. Отца, мать, брата, учителя, друзей. Он потом его просто не стало. Я так и не успела с ним попрощаться. Он ушел и, словно незатейливый художник, забрал с собой все краски. И тепло… — последние слова она говорила немного дрожащим голосом. Глаза чуть покраснели и налились влагой. Вытерев длинным рукавом кофты свой курносый носик, шмыгнув, она снова улыбнулась, на удивление счастливо. — А потом я встретила тебя. И, казалось бы, окоченевшие руки снова могут чувствовать. И сердце не тянет камнем вниз. Я научилась улыбаться, заново. И даже смеяться. По-настоящему, а не притворным эхом, как это было раньше. Ты как будто бы вколол мне, какое-то волшебное лекарство и по венам вновь стала течь жизнь, позволяя мне прозреть и научиться радоваться. Ты может быть до конца и не понимаешь, но ты спас меня не тем, что не позволил прыгнуть под рельсы поезда, а тем… что остался рядом и напоил своим светом, как я тебя чаем, — глаза и щеки, все еще мокрые от слез, но на губах играла яркая и нежная улыбка, полная благодарности. — Спасибо.

***

Всего пара месяцев, а я уже забыла, что такое, сидя на полу, в кромешной темноте, подпирать спиной батарею и выдирать на голове волосы, сквозь всхлипы и скулеж. Да только у судьбы свои коварные планы, и та решила мне напомнить, какова на вкус кровь от прокусанных губ и боль от разобранных ногтями запястий. 

Тьма в моем сознании сгущалась слишком быстро, опьяняя и не давая мыслить. Отрезала от внешнего мира, окуная с головой в омут беспамятства и истерики с привкусом стали и тупой боли в висках. Голос хрипел, горло саднило. В руках очередная кружка, что, не задерживалась в этом состоянии, с душераздирающим дребезгом разлеталась о стену. Хотелось кричать, шипеть, рвать, царапать, стенать, метаясь по полу вгрызаясь в кулаки и колени.
В руки попал телефон, и прежде чем мозг дал команду швырнуть его в ближайшую поверхность, я уставилась в экран. Почти невидящими глазами я набрала уже вызубренный номер, с силой прижимаясь ухом к трубке. Гудки действовали на нервы, но через несколько секунд я услышала ответ.

— Спаси меня, ВонШик, прошу… — чужим скрипучим голосом взмолилась я в трубку. — Я больше не могу, слышишь? Я схожу с ума… не бросай меня, умоляю… ты мне нужен…— на последних словах мой голос уже превратился в писк, слезы застилали глаза, тело сотрясала истеричная икота. Свернувшись в клубок на полу, я с замиранием сердца ждала ответа, боясь услышать отказ больше всего на свете.
— Черт. Я сейчас слишком далеко от твоего дома. Не переживай, я позвоню своему другу, он приедет к тебе. Он не откажет, обещаю. Он совсем скоро будет, жди. И умоляю, оставь свои запястья в покое, и не трогай таблетки, слышишь?! Если ты что-нибудь с собой сделаешь, я тебя не прощу, так и знай. Никогда не прощу! — я кивала головой, периодически всхлипывая, пытаясь хотя бы промычать свое согласие. — Вот и умница. Будь хорошей девочкой, ладно, солнышко?
— Я буду ждать твоего друга. Только сам возвращайся скорее… — звук его голоса действовал успокаивающе, и я уже почти не икала, слезы перестали течь из глаз, оставляя высохшие соленые дорожки на лице.
— Конечно, сестренка, я приеду как только, так сразу, — я слышала как он улыбается в трубку и не сдержала улыбки в ответ. — Мне сейчас очень нужно позвонить другу, чтобы он приехал, так что я побежал. Прости… 

Звенящая тишина повила в воздухе, нарушаемая только размеренным тиканьем часов. Я смотрела на висящий на кухне циферблат считая секунды. Успокаивающий эффект от голоса Рави, потихоньку сбавлял силу, оставляя после себя нарастающие волны тревоги.

— 1852… 1853… 1854… — не смолкал нудный голос в голове, — 1855… 1856…

В дверь неуверенно постучались. Сначала совсем тихо, через мгновение уже громче. Ноги подгибались и совершенно отказывались передвигать внезапно отяжелевшее тело. Голос осип, и крикнуть не получилось. Медленно, с титаническим усилием я добралась до входной двери. Руки не слушались, тряслись, а пальцы не гнулись. Будто пьяная, с третьей попытки я смогла открыть замок и распахнуть дверь, всматриваясь в человека перед собой.
Меня будто прошило молнией. Сердце забилось так сильно, что я даже не услышала его тихого приветствия. Он грациозно вошел внутрь, протискиваясь в проем, между мной и стеной. А я так и осталась стоять, сжимая дверную ручку и остекленевшим взором смотря в пустоту перед собой.

— Ты пришел по мою душу? — я обернулась, рассматривая, как молодой человек снимает с плеч черное пальто и вешает в шкаф.
— Что Вы имеете ввиду? — его голос был не просто тихий, он был волнующий, проникновенный, заставляющий трепетать все нутро. Столь незнакомые чувства поглотили меня, что я напрочь забыла, кто он и почему вообще пришел. — Я так плохо выгляжу?
— Как раз наоборот, слишком хорошо, — я смотрела на него с нескрываемым любопытством, не веря своим глазам. — Настолько совершенны, что больше напоминаете Дьявола…
Кажется, мои последние слова его смутили: он потупил взгляд в пол, поправляя тонкими пальцами упавшую на прекрасные раскосые глаза, цвета вишневого дерева, черную челку. Щек коснулся очаровательный румянец, а пухлые губы чуть приподняли свои уголки, демонстрируя самую милую улыбку из всех, что я когда-либо видела.
— Не говорите глупостей. Я друг ВонШика, меня зовут Тэгун, — он робко посмотрел на меня и протянул хрупкую с вида ладонь мне навстречу. — Очень рад познакомиться. Вас же Сия зовут?
— Д-да… — я как завороженная приняла рукопожатие и указала свободной рукой в сторону кухни. — Н-не стесняйтесь, проходите.
В голове не осталось ни единой мысли об одиночестве и боли. Там не было вообще ничего, будто этот незнакомец одним взмахом своих длинных ресниц сдул все ненастья. Тягостная тишина вмиг рассеялась, несмотря на то, что мы оба больше не проронили ни слова.
Я рассеянно направилась за ним в след на кухню и протрезвевшим взглядом оценила обстановку. В порыве истерики, я разгромила пол квартиры. Тэгун, с завидным спокойствием, не говоря ни слова, будто бы так и надо, стал подбирать с пола осколки от посуды, поднимая на место стулья и прочую мебель.
— Тэгун, не стоит… — я хотела перехватить с пола оставшиеся осколки, но оступившись, повалилась на них руками, в которые тут же впились эти злополучные стеклышки. — Ай!
— Барышня, осторожнее, — он быстро оказался настолько близко, что у меня перехватило дыхание. Щеки налились краской, и я уже не могла точно сказать, что тому послужило: обращение «барышня», мягкие пальцы, схватившие мое запястье или дьявольски прекрасное лицо, оказавшееся слишком близко. Так близко, что я чувствовала на своих щеках его горячее дыхание.
— Я… я с-сама, — попытка вырвать руку из цепких лап этого демона, не увенчалась успехом, он только сильнее в нее вцепился.
— Сами Вы уже вон, натворили. Теперь, давайте я выну все осколки и обработаю Ваши раны, — его обжигающий взгляд соскочил с ладони на запястья, заставляя меня покраснеть по самые уши. — После чего, сходите и умойтесь, а то Вы похожи на обгоревшую на солнце панду, — его голос был все еще тихим, но не скрывал некоторого ехидства. Улыбаясь краешком губ, он посмотрел мне в глаза, возвращая шум в ушах от сильного сердцебиения. — Я никуда не уйду, и буду ждать Вас тут.
Дождавшись моего кивка, он аккуратно стал рассматривать места порезов и вынимать маленькие стеклышки, напоминая мне опытного хирурга. Обработав все мои ранки, выуженной из нижнего шкафчика аптечкой, он отпустил мою руку и направил в ванную комнату.

Да уж, со сравнением он не ошибся. Тушь растеклась так, что под глазами образовались две Марианские впадины, а красные от смущения щеки, заметно контрастировали с общей картиной. Ни дать не взять, красавица года. И в таком виде я предстала перед этим мужчиной. 

Чуть позже, вспоминая этот день, я удивилась, что за весь остаток вечера в моей голове ни разу не всплыли воспоминания о предшествии встречи с прекрасным незнакомцем, которого я втайне от него, прозвала Лео, как обольстительного демона-искусителя. И надо отдать ему должное, он сдержал свое обещание, данное тихим проникновенным голосом: «Я никуда не уйду».